|
Рассказ дочери Лидии Ивановны Деминой (расшифровка голоса). Текст представлен в оригинальном, авторском виде (орфография и пунктуация сохранены).
«Отец пошел в армию. Он сам пошел с другом своим Аркадием звали. И он попал на финскую. Его взяли как танкиста. Почему? Потому, что он был шофером. В то время шофер равносильно был лётчику. А тут, в 41-м, за неделю до начала войны отца перекинули на границу с Латвией. И в это время говорит, за неделю было оружие сложено вот так. И сказали всё оружие перенести на склад. И мы, говорит, ночью спим, и вдруг на нас бомбы летят. Шумиха, мы в подштанниках. Мы схватили, что могли, выскочили, люди бегут, кричат, такая шумиха, бомбы летят, ничего не поймём. Потом этот лейтенант там был и говорит: бегите на склад, берите оружие. Но они побежали на склад брать оружие. А смотрит едут танки, сверху бомбы летят, танки едут и ещё мотоциклы с немцами. И они едут и с автоматами вот так строчат. И все в оружие, и защищать. Люди бегут кто куда в лес. Все давай в лес. И мы в лес побежали. И давай тогда уже собираться в кучку все. Самое главное то, что там все не ругались, не кричали, а все называли друг друга «братец». Отец говорил: век не забуду, что все эти лейтенанты, офицеры, они не кричали на солдат, а говорили: Братец, выручай! Братец, выручай!
Там были полуторки. И мне сказали, что давай бери полуторку и вози снаряды. И вот я, говорит, возил снаряды на полуторке, куда скажет лейтенант. Командовал там лейтенант. Он говорит, что всю жизнь мечтал узнать про него, живой он или нет, как судьба сложилась в этого лейтенанта. Вот это папина была мечта всю жизнь. Но я не помню фамилии, имени. Но он фамилию всё называл. И мы, говорит, попали на поле. Я вёз снаряды. Лейтенант говорит: Братец, выручай, снарядов не хватает, езжай за снарядами. И я поехал там за снарядами, куда он сказал. И надо было везти через поле. Вот эти снаряды наши к лесу. А на полях снопы сена стоят. Он говорит: из-за стога сена выскакивает немец и с автоматом. И я в такой момент плакал. Господи, сейчас он меня убьёт. Я же снаряды везу, сейчас рванет и у меня на куски. А потом говорит: Господи, помоги, Бога вспомнил и говорит: Руки, руки мне нужны. Ноги. Ага, ноги. Я уже педали нажимаю. Ну, пусть хоть одну ногу, ну хоть одну целую оставит. И говорит только вот эта мысль сработала и больше я ничего не помню. Взрывная волна. Меня, говорит, так далеко откинуло в поле. И я там лежал. А вот ногу разорвала на куски у него вот нога и она вот эти пальцы и всё на куски главное пятка осталось. Это всё разорвано, а сапог вот этот вот который в сапогах это даже сапоги ходили и вот нога опухла зажала вот тут и кровь это там закипела всё, и он потерял сознание. Он говорит: Я очнулся, когда было темно и зашевелился. А там кустик был. И слышу из-за куста кричит голос: Ползи сюда, ползи сюда! Увидел, что он шевелится! Я к нему приполз кое-как. И он тогда говорит: пошли вот речка рядом. Ладога речка. И он говорит мне в Ладогу в воду ногу сунул лодочку там нашёл. Мы потихоньку под кустами и плыли. А этот лейтенант знал, где находится санбат. И он говорит: Мы ночью стали плыть тихонько, а всё равно пули чук-чук-чук летят над головою. Ну, представляете, там куст какой речка, а вот эта ива висит, они под ивою потихоньку, так что не слышно было. И этот лейтенант его довёз до санбата. И его увезли, значится там в госпиталь. Его увезли на машине, там уже всякими путями и дотащили они его до вагона. И, говорит, вот меня повезли. Ну как везли? Вот, которые солдаты уже умирали. При смерти были. Их сразу же на станции выбирали. Их уже ждали там на подводах. На подводы грузили этих всех солдат, которые уже никакие может кого там еще можно, а которые покрепче - едут дальше и он говорит я дотерпел до Омска. Довезли меня до Омска и там я вырубился. Его на подводу и повезли в Омский госпиталь. В Омске госпиталь он и сейчас существует я там была я сфотографировала у меня фотографии есть.
И это в этом госпитале он там был. И, говорит, меня как покойника уже кинули. А я, говорит, там уже согрелся и очнулся. Смотрю говорит, двери так открыты и свет в дверях. И я давай пошевелиться шевелиться, шевелиться, и вылез и кричу. Коридор длинный и сестричка сидит, а это ночью было. Он говорит: - сестричка. А она как закричит врачу: - покойник ползёт. А врач сказал: ну значит жить будет, давай скорее его в операционную. И говорит ему прооперировали ногу. Ногу оперировали ему, она вся раздробленная.
Его оперировали, дали вторую группу инвалидности. Но когда ты на одной ноге в то время был во время войны, ты считался годным. Папа побыл там об этом в госпитале. Когда он выходил из госпиталя, ему дали кусочек хлеба и хвост селедки. Это паек был во время войны. На костылях вышел, стоит возле госпиталя и не знает, куда идти в Омске. Ему 23 года. Кого, пацан. Стоит и плачет. А бежит медсестричка или санитарка, спрашивает его: - ты чего плачешь? Отец ей отвечает: - меня выписали, и я не знаю куда идти. И она повела его там рядом с госпиталем в военкомат. В военкомате ему говорят: уже ходишь? Нам шоферы нужны вот так позарез. Надо зерно собирать в селах. Вот тут будешь работать. Его не снимали с учета. И он как военный значился. И ему дали полуторку, двух заключенных и одного солдата с ружьем. Ну, присматривать за заключенными. И вот он ездил по селам в районы. Собирал зерно. И папа вёз с этого района зерно на вокзал. Грузили зерно очень строго за каждое зернышко отвечал. Грузили в вагон и отправляли на фронт. Вот так пришлось опять ему работать. А нога-то больная, ему из овчины сшили сапог выше колена. Он надевал этот сапог, чтобы она в тепле была. Болит, не болит. Там не спрашивали во время войны. Он, говорит, всё время ездил и боялся. А вдруг эти зеки нас с этим солдатиком убьют? Что мы, пацаны? Убьют и убегут.
Ему как водителю дали хату. Хатка такая, как у вас, комнатка. Там мать и дочь жили. Это моя мама жила Маруся и баба Ульяна. Вот папа у них поселился. Вот он стал жить у них и случилась у него любовь с дочерью хозяйки Марусей и поженились они. И родился в 1943 году Володя, брат мой старший. После Володи родилась я. Уже в 1946 году. В Омске еще потом делали операцию, ему осколок доставали. Вот такой вот осколочек с зубчиками. Перед тем как уехать на Украину, оперировали ногу, потому что он уже ходить не мог. Искали этот осколок. Разрежут тут, он туда убегает. По ноге бегает, и не могут Всю ногу изрезали там.
Когда Сталин умер, очень тяжело стало жить. Баба пишет отцу: Приезжай и помогай, у них пенсии не было с дедом. Вынуждены поехать к родителям под Киевом. Старые Петровцы это рядом с Киевом. Мы приехали, там такая нищета была, голод. Они спали на соломе. Вот вы даже не представляете. Мы приехали, мы привезли пуховые подушки, матрас, даже перину. Столько всего привезли. Мы переехали в 53-м году в сентябре месяце, и я пошла в первый класс. Отец не мог устроиться на работу. Его нигде не брали из-за ноги. Отец нервничал, психовал. Вот эта его гармошка выручала. Он привез из Сибири гармошку. Где он ее взял, не знаю. И вот он всегда играл, и душу успокаивал. Мог играть на разных инструментах: баян, гармошка, скрипка, мандолина. Дома все делал, помогал на одной ноге. Не мог он найти работу долго, очень долго. Я уже в школу пошла в пятый класс. А он не нашёл работу и что делать? Он тогда берёт на костылях и едет на целину. Его берут на целину шофером. И он пять лет работал на целине в Павлодаре.
А потом родственник помог ему устроиться в Киевэнерго на машину. Машину называли «Козилик» брезентом закрытая такая. Он уже наловчился одной ногой туда-сюда на педали нажимать. И на пенсию оттуда пошёл.
Отец никогда не приезжал сюда. У него нога сильно болела. А я туда ездила к ним. Даже два раза в год. Ухаживала, белила, красила, всё помогала. Но что хочу сказать отец всю жизнь мечтал приехать вернуться в Сибирь. Ему там не нравилось, он не любил. Но приехать уже здоровье не то и дом надо, а денег нету.
Я приехала в отпуск в апреле 2004 году. На 9 мая за отцом всегда присылали машину, чтобы отвезти на митинг. В том году машину не прислали, он добирался сам. Я белила дома, смотрю, отец идёт грустный, опустив голову. Сел на скамейку у дома. Он меня подозвал и говорит: «Дочка, сядь сюда, поговорим и посмотрим друг на друга может в последний раз. Хочу тебе сказать, что не дай Бог к власти придут бандеры, то всем нам будет хана». Снял свой костюм с орденами, отдал мне и заплакал. Говорит: «Забери себе, увези». Я не хотела брать, но он настоял. Пришлось рисковать, везти через границу награды. Спустя немного времени отец умер. Награды его я храню».
|
