|
 |
Губанов Николай Иванович |
|
23.02.1913 - 15.07.1990 гг.
|
Участник Великой Отечественной войны.
Николай Иванович принимал участие в военных действиях с 1942 по 1945 годы. Воевал в составе Украинского и Прибалтийского фронтов. Принимал участие в Курской битве.
Награды: орден Отечественной войны I степени, орден Отечественной войны II степени, орден Красной Звезды.
|
Воспоминания дочери о Губанове Николае Ивановиче
Мой папа, Губанов Николай Иванович родился 23.02.1913 года в селе Мухортово, Орловской губернии в большой крестьянской семье (8 детей). Отец его был крестьянином, а мать гувернанткой при Орловской барыне. По реформе Столыпина семья переехала на Дальний Восток в Амурскую область. После окончания рабфака работал главным бухгалтером совхоза «Сталинский» в Еврейской автономной области.
В 1942 году был призван в армию, окончил Саратовское военное училище и был отправлен на фронт в чине младшего лейтенанта. Воевал в составе Украинского и Прибалтийского фронтов. Был участником Орловско – Курской битвы. За боевые заслуги награжден орденами «Красной Звезды» и «Отечественной Войны I и II степени» и медалями. В апреле 1945 года был тяжело ранен и лечился в госпитале на станции Зуевка, Кировской области. Туда мы с мамой и приехали к нему с Дальнего Востока.
После выписки из госпиталя, дожидаясь назначения от Министерства сельского хозяйства, отец временно работал главным бухгалтером в совхозе Зуевского района.
В декабре 1946 года отец получил назначение, и семья опять через полстраны поехала в Сибирь, в совхоз Юргинский. Здесь мы прожили до 1961 года. Отец работал главным бухгалтером совхоза, мать заведующей детским садом. Затем была Юрга, там он работал главным бухгалтером управления сельского хозяйства Юргинского района, затем главным бухгалтером Новоромановского совхоза и последнее место работы – Елыкаевский совхоз, Кемеровского района. Там родители справили золотую свадьбу и ушли на пенсию. В 1990 году они получили квартиру в городе Юрга, но при переезде отец умер. 25 лет как нет папы. Чем дальше, тем больше мне его не хватает.
Папа сыграл большую роль в моем культурном развитии. Он был большим любителем поэзии, музыки. Его кумирами были Пушкин А.С, Есенин С.А. В нашем доме часто звучали стихи и песни. Папа и сам сочинял стихи. К сожалению, из-за частых переездов ничего не сохранилось.
Трудно поверить, но мы регулярно ездили в Новосибирский театр Оперы и Балета. И это в трудное, послевоенное время. Мы с сестрой, таким образом, ещё в детстве несколько раз смотрели «Лебединое озеро», слушали неоднократно оперу «Евгений Онегин», «Русалочку», «Хованщину». Знали имена ведущих артистов, арии из опер. Отец воспитывал в нас патриотизм на героических произведениях. Родители ездили часто и в оперетту. Как всё это удавалось, я и сейчас не понимаю. Одно помню точно: тяга к искусству и книгам была очень сильной. В большей степени это было влияние папы. А как он восторгался сибирской природой. Послушав его казалось, что нет места краше. Всем нашим гостям он стремился показать наши ложки и овражки. Для него они были каким - то чудом света. Всю свою любовь к природе и культуре он передал мне.
А каким он был интересным рассказчиком, знал много прибауток, шуток, присказок. Юмор из него просто фонтанировал. Поэтому слушать его было очень интересно. Папа увлекался историей, особенно историей семьи Романовых. Много знал, хотя доступной литературы ещё не было. Жалею, что не просила его рассказывать о войне.
Я почти ничего не помню о воспоминаниях папы о войне. Вначале была мала, потом другие интересы. Помню, он рассказывал, что перед боем его приняли в партию, а уже после войны подняли документы и узнали, что его родители были раскулачены. За это папу исключили из партии. Для него это была большая трагедия.
Сейчас бы я слушала и слушала тебя, папа. Села на колени, прижалась бы к тебе и впитывала каждой клеточкой твои слова, но……Ордена и медали папы храню я свято. К счастью сохранились еще воспоминания, которые папа рассказал корреспонденту газеты в честь 30 – летия Победы. Ими я с вами и поделюсь.
Хорошун Людмила Николаевна 08.02.1939 г. (дочь).
Проживает: Кемеровская область, Юргинский район
Воспоминания Николая Ивановича
(записаны в августе 1975 года село Елыкаево, Кемеровского района)
Это было 12 июня 1943 года на Орловско – Курской дуге. Наш бронетанковый гвардейский батальон, в составе которого я сражался, был тщательно замаскирован в подсолнухах в 2 – 3 км.от города Ахтырка. На левом фланге нашего Четвертого гвардейского бронетанкового кантемировского корпуса показались шестнадцать «тигров» и пошли на наш передний край обороны. Наша пехота дрогнула и попятилась назад, прижимаясь к подсолнухам. В этот ответственный и опасный момент появился наш командующий корпусом гвардии генерал – лейтенант (ныне маршал танковых войск) П. П. Полубояров, который приказал нашим танкам Т – 34 идти в лобовую атаку, а сапам (самоходным пушкам) стрелять по «тиграм».
Огнем наших пушек было подожжено семь тигров, а остальные не приняв бой, удрали восвояси. Тогда наш корпус с боями ворвался в Ахтырку, а к вечеру она была в наших руках.
Разведка боем
Летом 1944 года наш полк стоял за рекой «Великая» на пушкинских горах в обороне. Изменение режима огня противника заставило наше командование обнаружить новые огневые точки фашистов. Для этой цели был дан приказ стрелковой роте, которой я командовал, с боем ворваться в расположение противника. Рота продвигалась по нейтральной полосе в сторону противника под ураганным огнем, теряя солдат и командиров. Мы залегли в складках рельефа и замолчали. Фашисты, очевидно, решили, что мы вернулись в свою оборону. Наши артиллеристы тем временем засекли выявленные их огневые точки. Под покровом темноты мы сделали (совместно с саперами полка) несколько проходов в полосе проволочных заграждений и навели телефонную связь с командиром полка. Медленно, но упорно, мы приближались к траншеям немцев. И когда чуть забрезжил рассвет, я, находясь на левом фланге роты, увидел всю свою роту готовой к смертельной схватке с врагом.
Этим временем меня журил командир полка и командир дивизии(по линии связи) за медленное действие, а мне нельзя было им возразить, ибо враги могли услышать мой разговор и тогда мы бы провалили операцию, которая вот – вот должна была начаться. Как всегда, с криком: «Ура! За Родину! За Сталина!», мы обрушились на фашистов и ворвались в их траншеи первой линии. Мы взяли много пленных, а их дот молчал, так как все спали в нем. Я доложил командиру дивизии о выполнении поставленной задачи. Командование поздравило с выполнением приказа и приказало мне расширять захваченные позиции врага. Я в свою очередь попросил для этой цели батальон пехоты, который немедленно прибыл во главе с командиром полка и его адъютантом. Наши артиллеристы шквальным огнем, в том числе «Катюши» подавили огневые точки фашистов, так и не успевших нас накрыть огнем. Мы овладели всей глубиной обороны противника и вышли на тактический простор. Стоя, я вычерчивал дальнейшее продвижение нашей роты на карте, по указанию командира полка, который стоял со своим адъютантом рядом со мной. С фашистской стороны начался обстрел. Шальная вражеская пуля сразила адъютанта – лейтенанта, а нас не задели свиставшие пули, нам повезло. Командир полка, увидев убитого офицера, сказал: «Жаль парня».
Итак, мы двинулись продолжать гнать врага на запад, освобождая нашу поруганную землю.
У опушки
Батальон, которым я командовал, получил приказ – выбить немцев с опушки леса. Было это в июле1944 года на втором Прибалтийском фронте. Личный состав батальона был сосредоточен на исходном рубеже. По команде: «Ура! За Родину! За Сталина!» мы поднялись во весь рост и стремительно бросились на врага. С небольшими потерями в людях мы овладели обороной противника. Враг быстро оценил обстановку, увидел наш немногочисленный батальон и контратаковал наш правый фланг.
Бойцы и командиры не дрогнули, и завязалась страшная рукопашная схватка. Я находился на левом фланге батальона, увидев происходящее на правом фланге, я поспешил к бойцам и командирам, дравшимся с фашистами, чтобы помочь нашим ребятам. Через какое - то время противник отступил, мы опять заняли позицию, только что отбитую у врага. Поставленная задача командиром полка была выполнена в срок. Но когда я спешил на выручку к сражавшимся товарищам, я споткнулся и попятился, но не упал. В моей руке была граната, которая дала (от разжатия руки) вспышку.
Известно, что разрыв гранаты происходит от момента вспышки за несколько секунд. Тогда мои связные крикнули мне, что я сейчас взорвусь от собственной гранаты. Соображая, я мгновенно упал на землю и бросил эту гранату в сторону. Осколки гранаты полетели веером, не задев меня. Да я в это время ходил в сапогах убитого нами немецкого майора, они были желтого цвета и имели широкие голенища, что было удобно для ношения кассет для автомата. Подняться с земли я уже не мог. Оказывается, в меня попал немецкий снайпер, в бедро правой ноги. От ранения была большая потеря крови. Командир первой роты и связные решили меня эвакуировать с поля боя. Я не согласился и остался до окончания боя. Командир полка видел этот бой. Он приказал меня эвакуировать. И меня вытащили буквально из –под ног фашистов, в 5 – 10 метрах в зоне сражения. Когда доставили в санбат, у меня была высокая температура.
Меня положили в палату, в которой было много раненых моих боевых товарищей, некоторые были уже мертвыми. Вскоре подошел ко мне генерал (не помню фамилии, то ли Колесников, то ли Федоров). У него к кителю был прикреплен кроме советских наград орден «Почетного легиона», очень красивый. Его наградили, как мне потом рассказывали, американцы за Сталинградскую битву. Он прикрепил мне к окровавленной гимнастерке от имени советского правительства орден Красной Звезды за проявленный героизм в боях за Родину(так было сказано генералом).
В моем организме был такой подъем, какого не было отроду. Этот генерал распорядился, чтобы меня оперировали вне очереди. Над нашей палаткой летали снаряды и самолеты в двух противоположных направлениях. После операции меня в числе других раненых товарищей отправили в тыл в госпиталь на долечивание.
Впереди меня ждали бои, награды и ранения.
За языком
В конце августа 1944 года в Курляндии – 2 –ой Прибалтийский фронт на нашем участке обороны противник стал проявлять активность в ведении огня и в бросках осветительных ракет в нашу сторону. Тогда этим фронтом командовал генерал армии, ныне маршал Советского Союза Баграмян И.Х. И мы знали, что в Прибалтике были зажаты более 30 фашистских дивизий. Эта задержка немецких войск во многом способствовала разгрому зверя в его собственной берлоге – Берлине. Тогда так и выражались: «Баграмян доколачивает оставшихся немцев в Прибалтике».
И вот на нашем участке армейской разведке было приказано притащить контрольного языка. Мне, как командиру части, было приказано обеспечить «работу», так тогда мы выражались. Подготовительная работа к захвату контрольного языка велась целую неделю. Цель была – узнать, какая новая часть немцев прибыла против нашего участка. Действия нашей разведки были смелыми и решительными. Операция была скоротечной. Фрицы дали отсечный огонь по нашим траншеям с целью отсечь наших разведчиков, подавить нас морально огнем. Мы ответили огнем всех видов оружия, имеющегося у нас. А из глубины нашей обороны я попросил у командования огонь «Катюш», что и было сделано. Когда огневая дуэль закончилась, мы стали очень зорко всматриваться в кромешную тьму, так как с нашими возвращающимися разведчиками могли прийти вражеские разведчики, так было иногда на фронте. Я в этот момент докладывал ежеминутно об этой операции командованию.
Захват языка был неудачным. Наши разведчики потеряли одного убитого из группы захвата, семеро раненых, шестеро из них выползло, а один остался тяжело раненым на бруствере вражеских траншей без сознания. Языка не захватили и чуть не оставили своего. С рассветом, в перископ, я увидел нашего разведчика, лежавшего прямо у фашистов. Когда они пытались перетащить его к себе, мы открыли по немцам огонь, а он, поняв, что его хотят захватить, убил ножом одного немца и стал перевертываться боком в нашу сторону.
Убедившись в невозможности захватить его, немцы решили убить его выстрелами из автоматов. Раненный медленно, но упорно передвигался к нам. Мы обеспечивали ему прикрытие всем своим огнем, и немцы не могли поднять головы. И так к исходу дня наш разведчик был весь изрешечен пулями, но в наших траншеях был в сознании. Вот это богатырский, даже легендарный организм! Расстояние до немцев было не более 60 метров. Я организовал транспортировку его в тыл, в санбат. Как его здоровье в дальнейшем я не знаю. Только до сих пор с горечью и восхищением вспоминаю эту историю. Прошло два дня. Фрицы успокоились. Я занимал с двумя взводами плацдарм размером примерно 250 метров по фронту и 150 метров в глубину. Позади была речка, через которую был наведен неважный мост, который круглые сутки фрицы обстреливали. Был у меня командир первого взвода, звали его, хорошо помню, Костей, фамилия кажется Поздняков, в звании младшего лейтенанта. Был он очень отчаянный, как в народе говорят – «сорвиголова». Вот мы с ним и договорились вдвоем взять «языка».
Без артподготовки, солнечным днем, без шума мы с Костей перемахнули «нейтралку» и ворвались в траншею фашистов. Костя взвалил на плечи захваченного сержанта, а я обеспечивал операцию огнем. Все произошло мгновенно. Даже невероятно, но действительно через несколько минут «язык» был в наших траншеях. Немцы даже не успели опомниться. Но, когда опомнились дали нам жару. Они несколько раз пытались подняться в атаку и отнять сержанта. Но огнем наших «Катюш» и всех видов нашего оружия фашистов приводили из бешенства в успокоение. «Язык» был эвакуирован в тыл на допрос. Я и Костя были награждены орденами Отечественной войны II степени. И еще получили кратковременный отдых в тылу армии. Дальше были бои. Меня тяжело ранили из миномета, когда проползал по фронту, проверяя посты. Это было 5 апреля 1945 года. Меня отправили в госпиталь. Больше воевать мне не пришлось. Через месяц война закончилась нашей Победой.
Губанов Н.И.
|
| |
|
ФОТОАЛЬБОМ | ПИСЬМА И РЕЛИКВИИ |
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я |